Эта лента потому и называется «Любовь», поскольку речь в ней поначалу идёт о юношеской жажде плотской любви, которая превращается в нежное чувство привязанности к женщине, а напоследок восходит к высотам истинно человеческого сострадания, называемого любовью к ближнему. И автор «Любви» (сценарист и режиссёр в одном лице) выстраивает свою картину именно по нарастающей: от раздражающего примитива слов, желаний и поступков молодых героев ко всё более тонким и искренним движениям души персонажей, которые становятся симпатичнее и дороже нам по-человечески, в том числе — Вадим и Марина, призванные своими простодушными сексуальными играми «заземлить» возвышенные отношения Саши и Маши. Неровная, какая-то угловатая, будто дёрганая режиссура первой половины действия сменяется не менее синкопической, тоже со странными пропусками в развитии событий или некими допусками-припусками, но уже явно уверенной и продуманной постановкой второй части сюжета, особенно — любовной кульминации и финала, ради которого, думается, всё и затевалось. И что (забегая вперёд) сильнее всего, по-настоящему задевает, эмоционально трогает и даёт толчок для тревожных раздумий.

Дело отнюдь не в том, что политические и национальные страсти наложены на любовный роман, когда русский парень Саша любит еврейскую девушку Машу, к тому же уезжающую с семьёй в Израиль. В подобном случае появилась бы обильной слезы мелодрама, «жестокий романс» о случайном выборе сердец и безжалостной судьбе, несправедливой к двум влюблённым… Национальный вопрос, так называемый пятый пункт — вовсе не «политический гарнир» к основному блюду с острыми эротическими приправами на нынешний лад и матерными выражениями на закуску. Можно предположить, что подлинная взаимная любовь Саши и Маши рождается, странным образом, благодаря этой самой «еврейской теме», а крепнет в тот момент, когда юноша становится свидетелем телефонных откровений анонима, «доброжелательно» настроенного ко всем «жидам пархатым», которым следует немедленно убираться из России. Резкое осознание Сашей несправедливости и откровенной гнусности речей «неизвестного патриота отечества», ненавидящего евреев поголовно и заочно (вероятно, вообще безотносительно к конкретным личностям и по причине собственной закомплексованности), является знаменательным в особом смысле как раз потому, что он сам в минуту гнева легко впал в искушение, успев назвать девушку «жидовкой» от злости, что она «продинамила», а проще — «не дала».

Что за странное явление — это бытовое, житейское юдофобство, засевшее в мозгу русских обывателей, которые давным-давно позабыли причину преследований иудейского народа, будто бы виновного в том, что древние римляне распяли под одобрение толпы Иисуса Христа. А он-то, кому поклоняются католики, православные и протестанты, разве не «натуральный жид»?! Да, сын Божий, но и сын человеческий, рождённый матерью-жидовкой, которая почитается Богоматерью, покровительницей и спасительницей и у нас, на Руси. Почему бы и этого Христа не «послать по матери», тем более что по иудейским законам еврейство определяется как раз по материнской линии? К чему вообще верить в «еврейского бога», если на каждом шагу клянёшь соседа за жидовство или сладострастно названиваешь этим сволочам-иудам с вестью о готовящемся погроме и предложением сматываться в свою «землю обетованную»?

Лень, отсутствие терпения и усердия в работе; ставка на лёгкость, мгновенность успеха и процветания; постоянная надежда на «чужого дядю», на горбе которого можно запросто «въехать в рай»; неистребимая зависть к ближнему, который живёт, не дай Бог, чуть лучше; плохо сдерживаемая злость к любому, кто выделяется из толпы; открытость и душевность, часто оказывающиеся на поверку проявлением лицемерия при попытке втереться в чужую жизнь, а потом её же при случае нагло охаять и унизить, смешать с дерьмом… Мало ли других неприятных черт можно найти у русского человека, который сам склонен поддаваться всем иноземным влияниям, добровольно уступать по нерадивости первенство более предприимчивым пришлым, а потом истошно кричать о засилье «жидов», «чурок», «косоглазых» и «чернозадых». Вечный неудачник и лоботряс всегда найдёт оправдание своему бессилью, бездеятельности и нерасторопности, свалив всю вину на инородцев.

Но национальное происхождение (если говорить культурно), как и родину, не выбираешь. И любишь чаще не за что-то, а потому что… Молодому русскому парню Саше, который однажды уже сорвался на реакцию животного шовинизма на уровне условного рефлекса, разумеется, нет дела до рассуждений о природе вечной ненависти к евреям и особенностях национальных характеров. Но столкнувшись лицом к лицу (точнее — ухом к телефонной трубке, где орёт и захлёбывается в злобных словах чья-то глотка) с неведомым хамом и негодяем, который сделал «коммунальный патриотизм» люмпенизированных и оболваненных социалистической уравниловкой масс программой своей жизни, целью борьбы с нерусскими лишними «квартирантами» и разными «не нашими», Саша делает выбор, прежде всего, в пользу порядочности и человечности. Он вступается за трёх беззащитных женщин (Машу, её мать и бабушку), отнюдь не воспылав вдруг любовью к отверженной еврейской нации. В человеке пробуждается человек — и только тогда он оказывается способным на безоглядную, доставляющую муки, тревоги и лишения, заставляющую забыть о самом себе, жертвенную любовь к другому.

Самый страстный, наполненный глубоким чувством близости, удивительно интимный и умиротворённый момент в отношениях Саши и Маши (режиссёр Валерий Тодоровский и оператор Илья Дёмин сумели, в отличие от большинства наших кинодеятелей, снять не голую, а обнажённую натуру, не занятия сексом, но проявления одухотворённой любви) неслучайно рифмуется со вроде бы бесполезным, лишённым здравого смысла, безотчётным поступком влюблённого юноши. Уже после отъезда семьи Маши в Израиль он приходит со своим другом Вадимом в её пустую квартиру и заново подключает телефон, спокойно ожидая возможных звонков анонимного юдофоба. Вот это и есть истинная человеческая любовь! Как и в прежние времена, «русский человек на рандеву» доказывает собственную душевную и духовную состоятельность, побеждая в себе всё наносное, мелкое, недостойное. Хорошо, что этот любящий герой конкретен, узнаваем и не может не понравиться всем, кто не является евреененавистником. А вот неизвестный «телефонный мститель» так и остаётся неузнанным и как бы бесплотным, чтобы тень ответного мщения не омрачила такое светлое и чистое чувство, как любовь.

И фильм «Любовь», к которому привыкаешь не без настороженности и сомнений, а затем вдруг начинаешь ощущать на интуитивном уровне, пока не пронзает ток, заставляющий пульсировать нерв и легко дрожать колени (чем не состояние влюбленности?!), относится к довольно немногочисленным произведениям, чьё воздействие даже возрастает после просмотра. Своего рода послевкусие сильнее непосредственного вкуса — как у хорошего вина, терпкого поцелуя и сладостной истомы тел после любовной неги. От «Любви» остаётся ощущение большой веры в человеческое достоинство, неизгладимое ничем.

1992