Семь русских вопросов и семь кельтских ответов из велоэкспедиции «РР» по Ирландии



Русский вопрос: «Почему в деревне Гадюкино всегда дожди?!»
Ирландский ответ: «Сынок! Ты ничего не знаешь о мире, если не стоишь под дождем и не куришь папиросу!»«Русский репортер» продолжает традицию своих летних велорепортажей из ключевых регионов планеты. «Репортеры вдоль границ» — так называлась наша прошлогодняя экспедиция вдоль бывшего железного занавеса между ГДР и ФРГ (№ 42 за 2011 год). В этом году четверо корреспондентов «РР» решили покрутить педали в Ирландии. За две недели они проехали 600 километров по западному побережью — в горах Керри и на полуострове Коннемара. Почему именно Ирландия? Во-первых, здесь тоже проходит великий разлом — между маленьким кельтским и большим англо-саксонским миром. А во-вторых, есть мнение, что ирландцы очень похожи на нас. Почему бы не проверить?





Ирландцы очень любят называть свою страну Изумрудным островом, но не любят уточнять происхождение этого образа. Почему каменный остров вулканического происхождения круглый год покрыт зеленью? Ответ на этот вопрос звучит коротко и ясно: в Ирландии идет дождь. Почти всегда.
— В местном английском очень много слов, означающих разные состояния дождя, — рассказывает нам отец Михаил, настоятель патриаршего подворья, храма святых апостолов Петра и Павла в Дублине. — Здесь не бывает зимы, но и лета тоже не бывает. Неужели вас никто не предупредил? Около 16 градусов и постоянные осадки — такая погода тут круглый год.
Реакция местного населения на известие о том, что мы занимаемся circling in Ireland, была самой разнообразной.
— Oh, Jesus (с ужасом)!
— Wow! You're brave people (c восхищением)!
— Ha! It's a very good choice (c издевкой)!
«Сколько же воды собирается над четырехтысячекилометровыми просторами Атлантики, воды, которая счастлива, что добралась наконец до людей, до домов, до твердой земли, после того как долго падала только в воду, только в самое себя», — писал Генрих Белль в своем «Ирландском дневнике». Может, именно этим «счастьем» объясняется то, что вечная ирландская влажность как-то не повергает в уныние, особенно если у тебя есть лишние 25 евро в сутки на ночлег в отеле с аппаратом для сушки одежды. В какой-то момент ты просто понимаешь, что дождь — это естественное состояние атмосферы, а вода — такой же ингредиент воздуха, как кислород.
Сами ирландцы почти не пользуются зонтами и давно научились игнорировать любой дождь, кроме ливня. Через неделю мы, кажется, тоже овладели этим искусством. В те редкие дни, когда заканчивалась очень плохая погода и устанавливалась просто плохая, мы ловили себя на том, что нам даже чего-то не хватает: в носу становится слишком сухо, в организме слишком вяло, а тело без дождя начинает предательски потеть. Ну и как ехать на велосипеде в таких условиях?
В Дублине дождь — это еще и пропуск в параллельную реальность. Сухой и мокрый Дублин — это два разных города. Когда небо светлеет, на улицы выходят толпы эмигрантов из Азии и Африки. Но как только сверху снова начинает сыпаться вода, Ирландия тут же становится Ирландией. У дверей нашего хостела с утра ошивается мужчина в плаще с капюшоном, но без пуговиц. Здесь вообще огромное количество сумасшедших. Мужчина курит папиросу под дождем, раскачивается туда-сюда и, глядя остервенелыми глазами прямо в душу запуганных бельгийских тинейджеров, мягким, но стальным голосом, словно предлагает им продаться дьяволу, объясняет правду жизни:
— Сынок! — он рычит, как пират. — Ха-ха! Сынок! Что ты можешь знать о мире, если не стоишь под дождем и не куришь папиросу? А? Что ты можешь знать? Выходите сюда и поймите же наконец все!
— Но... там ведь дождь. Мокро же, — у бельгийцев, как обычно, такое выражение лица, будто они увидели улитку, которая елозит по их вафлям. — Дождь ведь.
— Слабаки! Ха-ха! Ты ничего так и не поймешь.
Шутка юмора Пишет ирландец письмо своему другу за границей:
«Лето в этом году у нас было хорошее — солнечное и теплое. Жаль только, что я в этот день работал».



НЕТУДАБЛИН.
Русский вопрос: «Куда валить?»
Ирландский ответ: «Если ты куда-нибудь идешь, значит, ты идешь к морю. Чертов остров!»






Вершина Turner’s Rock. Мы сидим на скале и балдеем, глядя вниз с головокружительной высоты. Неподалеку останавливается Ford Focus серебристого цвета, из него выходят несколько ярко выраженных иностранцев и один стопроцентный местный — одет в свитер канареечного цвета. Ирландцы вообще любят изделия из шерсти, хотя трудно придумать для местной погоды что-то более неподходящее.
— Меня зовут Патрик О’Коннор, — с комичным высокомерием заводит разговор местный. — Моего прадеда сотни лет назад тоже звали Патриком. Он был королем Ирландии. Так что, считайте, вам повезло поговорить с монархом.
— Очень приятно, ваше величество.
Патрик балансирует между нарочитой серьезностью и готовностью расхохотаться. Это вообще такое свойство местного юмора — с очень важным видом гнать полную пургу. Если, например, во время всеобщей городской гулянки вам преграждает путь подвыпивший парень и говорит: «Туда нельзя, это моя вечеринка», это вовсе не значит, что там действительно вечеринка и туда нельзя. Это означает, что парень просто хочет поднять вам настроение. Реагировать на это нужно так: рассмеяться, обнять шутника и идти дальше.
— А вы что тут делаете? — спрашиваем мы у короля.
— Как видите, вожу родню по местам предков.
Сцена типичная. На планете Земля проживает около 80 миллионов ирландцев, из них лишь чуть больше 4 миллионов — в самой Ирландии. На протяжении последних трех веков эмиграция стала неотъемлемой составляющей образа жизни этого народа. Уехать из страны здесь не преступление и даже не трагедия. Ирландцы научились относиться к своей родине как советские городские жители относились к родной деревне. В ней надо вырасти, но потом нужно выбиться в люди и навещать бабушек-дедушек, помогать им по мере сил. А на старости лет можно и вернуться — доживать свой век в тишине и покое. Расселившись по всему миру, ирландцы стали хорошими гражданами сотен стран, но везде остались ирландцами. Почти любой из местных деревенских домов — лишь корешок огромного древа, ветви которого тянутся по всему миру: США, Канада, Австралия, Англия, Франция... Даже Че Гевара был ирландцем по линии маминого дедушки, причем из рода Линчей — тех самых, в честь которых назван коллективный самосуд.
— Я вырос здесь, в Киллмури, потом поехал учиться в Канаду, долгое время работал там архитектором, а теперь вот вернулся в родной дом помогать брату строить дом, — рассказывает нам у ночного костра фермерский сын Оуэн. Мы познакомились с его отцом Терри на глухой проселочной дороге, когда уже сгущались сумерки. Узнав, что мы безуспешно ищем место для ночлега, Терри любезно и совершенно бесплатно разрешил поставить палатку на своей территории и послал к нам своего сына с дровами, вином и сыром.



Что вы думаетете про ИРА?
— Значит, не понравилось тебе в Канаде?
— Почему не понравилось? Хорошая страна.
— Почему же ты решил вернуться?
— А что? Может быть, через год я снова поеду в Канаду. А может, в Австралию. А может, здесь останусь. Посмотрим.
Легкое отношение к эмиграции сложилось у ирландцев в силу исторических обстоятельств. Жесткая дискриминация со стороны английских колонизаторов была прямо направлена на то, чтобы выжить католическое население с острова. Бегство за океан стало единственной возможностью сохранить достоинство, а то и жизнь.
Вялотекущая эмиграция превратилась в великий исход в 1845–1847 годы, когда из-за трех подряд неурожаев картофеля и хищнической экономической политики англичан на острове случился страшный голодомор. За три года население острова уменьшилось с 8 до 4 миллионов человек, половина жителей либо умерли, либо покинули остров. Слово Famine здесь до сих пор звучит примерно так же, как в Израиле холокост. В результате даже теперь, когда ирландцев уже никто не притесняет, они продолжают пользоваться прочно усвоенным методом выживания — извлекать для себя пользу не только из своей страны, но и из всего мира.
— Оуэн, а как ты относишься к Ирландской республиканской армии? Она вообще еще существует? — спрашиваем нашего соседа по ночному костру.
Услышав это слово из трех букв, словоохотливый архитектор-фермер вдруг страшно напрягается, буравит глазами огонь и бормочет себе под нос: «Это слишком сложный вопрос... Слишком сложный вопрос...» Мы трижды повторяем вопрос и трижды слышим: «It's too complicated». Кажется, в нашем путешествии появилась интрига.
Шутка юмора В американской школе преподаватель истории США, войдя в раж, вызывает у детей патриотические чувства:
— А теперь все американцы в классе поднимите руки!
Весь класс поднимает руки, за исключением одного ребенка.
Учитель:

— Ты почему не поднял руку?
— Я ирландец, — отвечает малыш.
— Ты родился в США?
— Да, но мои родители — ирландцы...
— Это ни о чем не говорит! Ведь если б твои родители были м…ками, это не означало бы, что ты тоже м…к, — говорит раздраженный учитель.
— Нет, — отвечает дите, — тогда бы я был американцем.
Русский вопрос: «Кто виноват и что делать?»
Ирландский ответ: «Никогда не доверяй трем вещам: клыкам собаки, заду лошади и улыбке англичанина!»






Это complicated мы потом слышали каждый раз, когда пробовали завести с кем-нибудь разговор об ИРА, отношении к англичанам и присоединении Северной Ирландии. Люди просто уходили в глухую несознанку. В лучшем случае говорили что-то красивое, но неконкретное.
— Мы очень терпеливые: можем годами сидеть и терпеть, чего-то ждать и все сносить, — говорит Пэдди из Корка, портье в нашем хостеле Shellay’s, чувак, очень похожий на Ларса фон Триера. — Но потом в один день мы говорим: Fuck it! и вышибаем все это говно из тех, кто мешает нам жить, — Пэдди делает вид, что достает ружье и целится. — Война случается. Но чтобы случилась гражданская война, потребовалось много лет несправедливости.
Терпения ирландцам действительно не занимать. Когда читаешь историю этого единственного в мире кельтского государства, удивляешься, как этот народ вообще не исчез с лица земли. Монголо-татарское иго, крепостное право, сталинский террор — все это слилось для них в одном слове «англичане».
Ирландцам в Ирландии веками было запрещено владеть землей и даже брать ее в долгосрочную аренду. Ирландцы не имели права говорить на родном языке — за голову подпольного учителя гэльского языка выплачивалось вознаграждение. Для них существовала черта оседлости, браки между католиками и протестантами карались как уголовные преступления, бунты подавлялись с нечеловеческой жестокостью.
Даже во второй половине XX века, когда Англия уже была образцом демократии для всего человечества, на выборах в Северной Ирландии действовал имущественный ценз, согласно которому крупные землевладельцы и собственники (почти всегда английские и шотландские протестанты) могли иметь на выборах по 5–6 голосов, а безземельные крестьяне и рабочие (почти всегда ирландские католики) вообще не имели права голоса.
В исторических конфликтах у каждой стороны всегда своя правда, но в случае с Ирландией речь идет не о конфликте, а об элементарном порабощении одного народа другим, и на этот счет у историков особых разногласий нет. Разногласия лишь в том, насколько была оправданна столь жестокая политика британской короны. Некоторые историки полагают, что Изумрудный остров стал жертвой своего географического положения: Лондон не мог допустить существования у себя под боком независимого государства, поскольку оно бы неизбежно стало плацдармом для его многочисленных врагов.
— Понимаете, мы все стараемся не высказываться на эти темы, — признается нам один дядька средних лет на полуострове Коннемара. Он долго пытал нас расспросами про Путина и Брежнева, и в конце концов мы потребовали от него откровенность за откровенность. — Дело в том, что почти все, кого вы спрашивали, либо сами работают за границей, либо собираются это сделать, либо у них там родственники. А ИРА все-таки официально признана террористической организацией. Но в душе почти все ирландцы люто ненавидят англичан и не хотят, чтобы ИРА совсем самоликвидировалась, мало ли что? Вот я сам работаю в Англии, приехал сюда в отпуск, и у меня там со всеми нормальные отношения. Но я все равно ненавижу англичан. Слишком много зла они на этой земле совершили. Не забудем, не простим.
Шутка юмора Епископ узнал, что в Лондоне есть пастор Мерфи, который на всех проповедях ругает англичан и обвиняет их во всех грехах. Он вызвал его к себе и говорит:
— Как вы смеете унижать англичан в храме, да еще в их собственной стране?! Прекратить! На следующей проповеди я буду присутствовать лично! А тема пусть будет самая нейтральная — Тайная вечеря.
На этот раз все шло чин чином, но в конце своей речи пастор Мерфи сказал следующее:
— ...И спросил Иисус Иуду: «Иуда, предашь ли ты меня?» И Иуда ответил: «Никак нет, сэр»...
Русский вопрос: «А чего это они тут понаехали?»
Ирландский ответ: «Цыган не цыган, если он не ирландец».






Вообще ирландцы предельно толерантны. Они очень хорошо понимают, что такое жизнь на чужбине. Остров давно наводнен африканцами, азиатами, прибалтами, поляками, многие из которых на местных жирных пособиях уже давно докатились до полубомжиного состояния, но все равно не вызывают особой ксенофобии у местных. Единственная этническая группа, которая пользуется на острове повсеместной нелюбовью, — это… сами ирландцы. Точнее, тревеллеры.
Пока мы огибали изумительный полуостров Дингл, нам все уши прожужжали советами не заезжать в город Трали. Это место считается очень криминальным, потому что там много тревеллеров. Тревеллеры — иначе говоря, кочевники — необычное и очень интересное явление, которое есть, кажется, только в Ирландии. То ли национальная, то ли социальная группа, очень похожая на цыган, но этнически это не цыгане, а самые настоящие коренные ирландцы, самоназвание — pavee (гуляющие). В Ирландии они носят статус этнического меньшинства.
Как коренные жители стали скитальцами на своей же родине, до сих пор загадка. По одной версии, тревеллеры образовались в результате того, что безземельные крестьяне во времена Великого голода были вынуждены зарабатывать себе на жизнь, перемещаясь из одной деревни в другую. По другой, это все-таки цыгане, которые много сотен лет назад до неузнаваемости ассимилировались с местным населением. По третьей версии, кочевники — это и есть самые настоящие ирландцы, какими они были еще до прихода викингов в IX–XI веках.
Так или иначе, эти ребята еще недавно кочевали в кибитках, а многие и до сих пор живут переезжая с места на место в мини-вэнах. Если вы смотрели фильм «Большой куш», то там Великолепного Джорджа вырубает с одного удара именно тревеллер. Правда, последние десять лет государство проводит политику принуждения к оседлости: строгие законы дикой ночевки, с одной стороны, и высокие социальные пособия — с другой.
Квартал кочевников оказался в пяти минутах от нашей гостиницы. Узнав, что мы собираемся их навестить, хозяйка пансиона Bibi схватилась за щеки:
— Боже мой, они будут просить у вас денег!
Отношение к тревеллерам в Ирландии очень негативное: считается, что это какие-то стремные люди, которые все время дерутся и обманывают честной народ. Мы зашли в Государственный центр развития тревеллеров, где нам выдали кучу информации о том, как их дискриминируют: не разрешают селиться в кемпингах даже за деньги, не пускают в пабы.
— А как на входе в паб вас узнают? — Тетка, с которой я разговариваю, на первый взгляд ничем не отличается от обычной ирландской женщины, разве что разговаривает очень быстро и прическа у нее какая-то странная: волосы сверху покрашены в белый цвет, а снизу — в черный.
— О, не беспокойтесь! Это легко определить.
Через минуту выясняется, что наша собеседница сама из кочевников, у нее, как и у любого тревеллера, есть кличка — Doll. Она ведет нас в гости в семью своих сородичей, и я понимаю, что распознать их и правда несложно: у них у всех такие прически. А главное, ведут они себя как большие дети.
В доме одни женщины, похожие как пять капель воды: все толстые, с черно-белыми волосами, одеты в халаты или спортивные костюмы. В детстве они кочевали с родителями, поэтому в школу не ходили, читать-писать не умеют, зато тараторят так быстро, что кружится голова. А если не хотят, чтобы их понимали посторонние, включают в свою речь словечки особого тревеллерского жаргона, который называется cant, gammon или shelta. Многие слова этого жаргона гэльские или образованы от гэльских путем перестановки букв. Например, «девочка» по-тревеллерски будет lackeen, а по-ирландски — cailin. «Дверь» — rodas, а по-ирландски — doras.
Одна собеседница сменяется другой, девицы шумно снуют из комнаты в комнату, шуршат чипсами, называют друг друга смешным простонародным словом love (типа «милочка»), не обращая на нас при этом ни малейшего внимания, даже денег не просят, но когда наши вопросы заканчиваются, дружелюбно нас выпроваживают.
— А где ваш муж? — спрашиваю я напоследок хозяйку дома.
— В тюрьме сидит, милочка. За драку.
— А можно вас сфотографировать?
— Ой, не надо! У нас очень ревнивые мужья…
Шутка юмора Идет ирландец по улице. Вдруг видит — дерутся люди. Подходит к одному из них и спрашивает:
— Извините, это частная драка или желающие тоже могут присоединиться?
Русский вопрос: «Зачем мы пьем?»
Ирландский ответ: «Господь придумал виски, чтобы ирландцы не правили миром».







Сказать, что ирландцы много пьют, — все равно что сказать: в Ирландии часто идут дожди. Нет, ирландцы не много пьют. Ирландцы просто пьют. Эти две жидкости — дождь и алкоголь — им следовало бы изобразить на своем государственном флаге.
За две недели путешествия мы даже не совсем поняли, едят ли ирландцы. В местных пабах еду подают только ранним утром. Все остальное время перекусить можно лишь в заведениях заморского происхождения — тайских, китайских, итальянских и американских закусочных. Вместо еды почти в каждом пабе живая музыка. К стойке бара не протиснуться.
Самые популярные напитки — гиннес, просто пиво и сидр. Но это иллюзия. На самом деле ирландцы очень любят виски, водку и прочие крепкие напитки. Просто пить их в пабах накладно, поэтому они накачиваются крепким алкоголем заблаговременно, а в паб идут лакировать выпитое гиннесом, обильным трепом и дуракавалянием. В сущности, пабы в Ирландии — это не просто кабаки, а нечто вроде домов культуры. Особенно в сельской местности, где других точек сбора просто нет.
Возьмем, к примеру, паб Barrett's в глухой деревушке Coppeen. Все стены увешаны фотографиями из жизни поселка. Вот двадцатые годы, какие-то скачки. А вот сороковые — обретение независимости. 2004 год — последний день перед запретом курения в пабах. Там, где стойка бара соприкасается со стеной, — святое место: здесь почти в каждом баре дежурит главный местный алкоголик, за его спиной отдельная биографическая фотоподборка.
— Русские! Ребята, смотрите, они русские! — хозяин бара, крепкий старичок по имени Нед, вдруг страшно возбуждается. А вслед за ним оживляются и «ребята» — группа старичков и старушек, все как один по фамилии Баррет.
— Русские, русские! Вот бы русские порадовались, если бы тоже увидели русских! — защебетали старички и старушки.
— В вашей деревне живут русские?
— Нет. То есть да!
Дело в следующем. В XIX веке где-то на просторах нынешнего Бенилюкса была война. Что за война, дедушка Нед так и не смог объяснить — то ли 1812 года, когда русские дошли до Парижа, то ли малоизвестная бельгийско-нидерландская война 1830 года, в которой участвовало большое количество иностранных наемников. Короче, один парень из деревни Coppeen почему-то оказался в русском подразделении, воевал вместе с русскими, а когда вернулся домой, односельчане так его и прозвали — Русский.
— Мы до сих пор так называем всех членов этой семьи. Но настоящих русских никто в нашем селе ни разу не видел. Вы первые! Хотите горячего виски?
Кстати про виски. А точнее, про Jameson, потому что здесь это почти синонимы. Это отдельная тема, требующая перехода к жанру стихотворения в прозе. Еще в самолете из Москвы выяснилось, что к этому напитку мы все равнодушны. В коктейлях, с колой или кофе еще куда ни шло, но в чем смысл чистого виски, мы поняли только здесь, в Ирландии.
Представьте себе, что вы уже несколько часов под проливным дождем — в горах, на ветру, промокли до нитки, продрогли до спинного мозга, устали как собаки. Это удивительно, но в таких ситуациях виски пьется совсем не так, как на гламурной вечеринке, дома за столом или даже в городском пабе. Ни водка, ни коньяк, ни текила не оказывают такого реанимирующего воздействия. От них тянет либо в сон, либо в дурь, и только виски (в умеренных количествах, конечно) мобилизует и волю, и ум, и внимание. Это действительно напиток преодоления, напиток для экстремальных ситуаций, напиток для сильных людей.
— Родина виски — Ирландия, это потом он перекочевал в Шотландию и другие регионы мира, — как истинный ирландец говорит хозяин отеля Cashel House на полуострове Коннемара, человек, как две капли воды похожий на московского медиамагната Арама Ашотовича Габрелянова.
Впрочем, истины в его словах не намного меньше, чем патриотизма. Во всяком случае само слово «виски» действительно произошло от гэльского uisge beatha (ишке бяха) и означает «вода жизни». Более того, лет двести назад в Англии и Европе и вправду наибольшей популярностью пользовался именно ирландский виски — шотландцы даже старались сбывать свой продукт через ирландские порты, чтобы выдавать свой скотч за местный Jameson.
Пальму первенства кельтские вискоделы упустили в конце XIX века, когда хозяева марки отказались применять процесс купажирования. Они очень долго отстаивали мнение, что купажированный виски вообще не виски. Позиция Дон Кихота на алкогольном рынке добавила им уважения ценителей, но шотландцы успели перехватить инициативу и захватили массовой рынок. Зато ирландский виски с тех пор считается элитным напитком для настоящих гурманов. Ну и, естественно, для настоящих ирландцев.
— Пить виски — это значит быть ирландцем, — продолжает просвещать нас Арам Ашотович. — Это значит быть счастливым и свободным.
— А как же гиннес?
— О, гиннес — отличная вещь. Но гиннес — это просто пиво. А ирландский виски — это наше все.
Настоящее имя Арама Ашотовича Габрелянова — Колм Джей Редмонд. Кроме отеля у него сотни акров земли, 23 озера и вискокурня в Дублине. При этом в своем пабе при отеле он каждый вечер сам обслуживает клиентов: подливает алкоголь, меняет пепельницы, спрашивает, все ли в порядке.
— Колм, ты же крутой бизнесмен, зачем тебе самому обслуживать клиентов в пабе?
— Вы ничего не понимаете. Это чтобы не сойти с ума, — загадочно отвечает двойник Габрелянова.
Только теперь мы замечаем, какие у этого весельчака и балагура грустные глаза. Все-таки удивительные люди эти ирландцы.
Шутка юмора Идет ирландец по улице и тащит за собой на крючке ящик виски, а за ним паровозиком два ящика пива. Навстречу ему другой ирландец:
— Эй, Патрик, ты чего, сегодня вечеринку устраиваешь?
— Нет, переезжаю.
Русский вопрос: «Почему все бабы дуры, а мужики сволочи?»
Ирландский ответ: «Любовь с первого взгляда часто приходит в сумерках».






Ирландские женщины красивые. Они даже чем-то похожи на наших. Такие же дородные, темпераментные, любят выпить, а когда идут на большую гулянку, очень вульгарно одеваются и еще вульгарней себя ведут. Но такое поведение они позволяют себе только по праздникам. В будни они снова превращаются в благородных леди.
Город Голуэй мы застали в момент всеобщего ликования. Для этого было целых два повода. Во-первых, вечер пятницы. Во-вторых, сегодня закончились скачки, которые длились целую неделю. По этому поводу цены в гостиницах запредельные. В привокзальном хостеле напряженная движуха. В туалете перед зеркалом десяток девушек в суперкоротких платьях выщипывают брови, завивают волосы, подводят глаза, пудрят носы и методично напиваются. Атмосфера то ли как в публичном доме, то ли как в гримерке на каком-нибудь провинциальном конкурсе красоты. Да, туалет вообще-то мужской: в женский все девушки просто не поместились.
На улицах точно таких же девушек, а также рослых парней в белых рубашках и галстуках тьмы и тьмы. Все они как будто сбежали из фильмов Феллини. Мы в наших походных шмотках не просто не вписываемся в этот разнаряженный город, мы в нем просто не существуем. Постепенно праздничная атмосфера превращается в карнавальную.
Представьте себе, что уровень бурления человеческой энергии можно регулировать при помощи эквалайзера. А теперь включите громкость на полную мощность и добавьте басов. Нет, все равно не то. Короче, перед нами невероятно очаровательная пьяная возня десятков тысяч человек. Никто ни с кем не дерется и даже не ругается — только в шутку. Любимое занятие — обнималки и целовалки всех со всеми. Когда видишь все это, очень легко поверить в то, что тревеллеры и вправду те самые ирландцы, которые жили на этом острове тысячу лет назад. Во всяком случае пьяный ирландец — это типичный трезвый тревеллер.
Люди прямо посреди улицы танцуют и выделывают разные смешные глупости. Один истошно кричит: «Эй! Красное платье! Остановись, я тебя люблю!» Другой просто хватает первого попавшегося прохожего и начинает с ним танцевать — в итоге оба падают на землю и яростно хохочут. Вот пьяная компания мчится в коляске велорикши, один почти стоя делает жест, как бы подхлестывая невидимого коня. Вообще это тут любимое развлечение — набиться в такую коляску вчетвером или вдесятером и гонять по переполненной улице, в последний момент объезжая испуганных пешеходов. А любимое развлечение испуганных пешеходов — бросаться под колеса велорикши и в последний момент отскакивать.
Устав от всеобщего счастья, возвращаемся в хостел и хотим выспаться — но не тут-то было. Перед дверью нашей комнаты покачивается долговязый мачо в костюме и в галстуке и чего-то явно хочет, но сказать не может, потому что он умеет издавать только один звук:
— Шшшшш!
— Вы кого-то ищете?
— Шшшшш!
— Вы поселились в этом номере?
— Шшшшш!
Мы думаем, что это он так просит соблюдать тишину, и на цыпочках пробираемся к своим койкам. Через десять минут раздается страшный грохот: это наш блюститель спокойствия ввалился через окно. Хорошо, что мы успели занять свои места, потому что утром таких незваных гостей, которым просто лень было возвращаться на свои окраины, уже полная комната. Сбегаем завтракать и на кухне обнаруживаем вчерашних оперных див без косметики и в пижамах. Они мирно выкладывают в фейсбук разнузданные ночные фотографии. Милые интеллигентные девушки.
Шутка юмора Пэдди идет по дороге и видит, что в кустах висит лепрекон. Запутался бородой в колючках и верещит:
— Сними меня отсюда, я выполню три твоих желания!
Пэдди освобождает его и начинает загадывать:
— Хочу твой горшок с монетами!
Бах! — перед ним горшок с монетами.
— Хочу свою пивоваренную фабрику!
Бах! — перед ним пивоваренная фабрика «Пэдди’с cтаут».
— Хочу девственницу из Дублина!
Лепрекон начинает ныть:
— Повесь меня обратно!



Ирландская девушка всех любит.
Русский вопрос: «С чего начинается родина?»
Ирландский ответ: «Если мой сын не станет настоящим ирландцем, я его просто убью!»
Печальный Арам Ашотович из деревни Кашель затащил нас на местное пони-шоу — архиважное еженедельное событие, которое не надоедает местным ирландцам уже много веков. Пони Коннемара — такая же визитная карточка Ирландии, как виски и народная музыка. Эти животные раза в два больше наших пони — по легенде, они произошли от испанских лошадей, перевозимых на кораблях Непобедимой армады, когда они потерпели крушение тут неподалеку в 1588 году. Люди погибли, а лошади доплыли до берега и вступили в межвидовую связь с местными дикими пони. В результате получилась довольно рослая и очень выносливая лошадка.
Кроме шепелявого ирландского английского на этом пони-шоу мы наконец-то слышим исконную ирландскую речь. По официальной статистике, на гэльском языке говорят 20% населения страны, но на самом деле число тех, для кого этот язык по-настоящему родной, меньше раза в два. Государство хоть и вкладывает кучу денег в его возрождение, но толку от этого мало.
— Это как тело, в котором искусственно поддерживают жизнь разными препаратами, — охарактеризовал ситуацию фермер Оуэн, с которым мы сидели у костра и пытались говорить про ИРА.
Но на полуострове Коннемара есть три деревни, где никаких препаратов не нужно: на гэльском здесь реально говорят не только старики, но и молодежь.
— И как вам удается заставлять своего сына говорить на гэльском? — спрашиваем двух улыбчивых пониводов из деревни Карна.
— О, есть очень простой метод, — не переставая улыбаться, отвечает Патрик Фолан, чья лошадь, кстати, через час возьмет главный приз. — Если мой сын не будет говорить на гэльском, я его просто убью! И он это знает.
— Ирландцы должны говорить на ирландском, — поддакивает усатый Джон Фелнег. — Если ирландец говорит на английском, значит, он англичанин.
Нет, все-таки ирландцы на нас непохожи. Они вообще не очень-то похожи на людей. Неслучайно именно кельтская культура родила столько всяких человекоподобных существ, от лепреконов до хоббитов. Кажется, мы побывали в стране, которая существует вопреки всем законам природы. Здесь даже на вершинах гор есть лужи и болота. Здесь на одном и том же квадратном километре можно встретить приполярные лишайники и тропические пальмы. Здесь люди пьют как кони и работают как лошади. Здесь живет самый раздолбайский народ с одной из самых влиятельных диаспор в мире — народ, который всей своей историей доказывает евангельскую истину, что кроткие наследуют землю.
В помпезном курортном городке Килларни в заведении с очень русским названием Grand мы чуть не разожгли национальную рознь. В клубе выступала какая-то местная рок-группа, мы напились и стали прыгать перед сценой в толпе прочих прыгающих перед сценой людей. Откуда только силы взялись после восьмидесяти километров пути — а, ну да, виски. Наконец солист объявил последнюю песню. Эта песня тоже оказалась вполне зажигательной, и мы продолжили пляски. Но на этот раз что-то было не так. Люди вокруг нас почему-то встали по струнке, сложили руки на животиках и смотрели на нас со сдержанным осуждением. Мы, испуганно озираясь, тут же последовали их примеру. Бабушка в кедах, которая весь вечер скакала рядом с нами, снисходительно улыбнулась и произнесла:
— Ладно, ребята, не парьтесь. Я год назад, когда сюда только приехала, точно так же облажалась.
Выяснилось, что мы дали гопака под национальный гимн Ирландии — Soldier's Song. Во многих местных клубах есть такая традиция: последняя песня вечера — гимн страны. Мы живо представили себе, как бы выглядела попытка завести такую традицию у нас. Выходит на сцену, например, Шнур и говорит: «А теперь я хочу спеть вам гимн нашей глубокоуважаемой родины». Интересно, успел бы он убежать за кулисы? Хотя... у Шнура, кажется, как раз очень хорошо получилось бы.
Кроме шуток На том самом пони-шоу мы встретились с актрисой Чулпан Хаматовой — живой и настоящей. В Ирландии! На полуострове Коннемара! В деревне Кашель! На пони-шоу!
А анекдотов про родину у ирландцев почему-то нет. Не любят они шутить на эту тему.


Юлия Вишневецкая, Максим Мартемьянов, Егор Мостовщиков, Дмитрий Соколов-Митрич Статья блога http://copyr.nnm.ru/