Картины, написанные главным героем в зрелом возрасте, его подражания различным стилям изобразительного искусства, а также детские работы были изготовлены собственноручно Такеши Китано специально для фильма.

Невероятный фильм
Название фильма «Ахиллес и черепаха» сбивает, как мне кажется, зрителя с толку и не выдает всей серьезности и глубины этого кино. Фильм об одержимом человеке, художнике, который не был талантлив, но всю жизнь рисовал и пытался день за днем, год за годом создать что-то талантливое. И в поисках шедевра он забыл про все остальное.

А вокруг протекала жизнь и протекала мимо. Жизнь, как у большинства людей — с радостями простого человека, любящего и внимательного отца, заботливого мужа, надежного работника в мелкой конторе. И миллионы людей на земле счастливы в такой своей неоригинальной жизни. Но не все. Герой фильма любил рисовать, это могло быть его хобби, просто хобби. Но он никак не мог, не хотел признаться самому себе, что неталантлив, что он только повторяет чужие идеи, что он не способен нарисовать, создать что-то действительно гениальное. Он рисовал, тратил все деньги на краску, не мог и не хотел остановиться.

Его жизнь могла бы пройти по-другому. И кто сказал, что быть хорошим отцом, заботливым мужем и рабочим в конторе это недостойно? Вырастить дочь в любви и заботе, не дать ей пойти по неверному пути, любить свою жену как женщину, а не как партнера по очередному бездарному изобразительному проекту, зарабатывать самому деньги на жизнь семье, а не допустить, чтобы твой ребенок зарабатывал их за тебя, учась в школе, — вот главные человеческие достижения. Их никто не отменял.

Это японская картина, поэтому начало может показаться затянутым, есть опасность задремать, вы даже можете уснуть (если был трудный день), но после — к просмотру обязательно вернитесь! Не пожалеете. Немного скучноватое начало — это как подготовка к дальнейшим захватывающим событиям. Середина фильма местами просто комедийная (иногда сквозь слезы), когда одержимость создать свой шедевр переходит все мыслимые границы. Но конец фильма возвращает нас из комедии назад в драму жизни и заставляет задуматься всерьез обо всем увиденном.

Прожить достойную жизнь пусть и обычного человека оказывается гораздо трудней, чем создавать достойные произведения искусства.

9 из 10

Догнать черепаху
Ахиллес бежит со скоростью 10 м/с., черепаха — 1 м/с. От Ахиллеса до черепахи 9 метров. На то место, где только что была черепаха, Ахиллес прибежит через 0,9 сек. Но черепаха к этому времени убежит еще на 0,9 метра. На то место, где только что была черепаха, Ахиллес прибежит через 0,99 сек. Но черепаха к этому времени убежит еще на 0,09 метра. …0,999… 0,009… 0,9999… 0,0009… 0,99999… 0,00009… Получается, Ахиллес никогда не догонит черепаху!

Это преамбула. После чего Такеши Китано, не торопясь (как и положено Ахиллесу), рассказывает свою комедийную историю. В ней мальчик Матису тоже бежит за черепахой (ну не фигурально, конечно же. Формально Матису рисует фигуры, очень похожие на живопись). В японской жизни Матису ожидают всякие неприятности, но он невероятно стоичен в своем процессе погони.

Рекомендация первая: смотреть и наслаждаться.

Во второй трети фильма я стал гадать, чем Такеши закончит историю. Не угадал, конечно. Матису-то-сан черепаху догнал. После чего все вспомнили о преамбуле, а я попутно сделал два вывода. Первый: может, стоило ее догнать еще в детстве? Тогда бы у Матису случилась другая история. И что? Такеши Китано снял бы другое кино, стало быть, искусство от этого точно не пострадало. Второй: в погоне за черепахой Ахиллес только сначала совершал большие прыжки, а чем дальше, тем мельче и мельче, пока их ничтожность в конце жизни Матису свелась к бесконечной бессмысленности.

Бессмысленность бесконечности. Вот оно как! А ведь Такеши снимал комедию. Правда, у него люди мрут, как мухи. К примеру: некий второстепенный герой пошел прогуляться с живописцем Матису и ничтоже сумняшися сиганул с моста. Мы его тут же и забыли, потому что потом у Матису умрет кое-кто еще, а потом еще и еще. Ну и нечего распускать сентиментальные слюни, тем паче что Матису ко всему прочему являет миру героический образ графомана, а создавший его маэстро по-самурайски раскрашивает графоманскую жизнь. Попутно маэстро Китано буквально на асфальтоукладчике проезжается по современному искусству (сцена почти из фильма). За что мастеру отдельное спасибо. Во всяком случае, мне было смешно.

Рекомендация вторая: не решать задачу про черепаху. Потому что Ахиллес догонит ее через 1 секунду. Это самый очевидный ответ. Есть и более существенные «провисания» в логическом построении предложенного в самом начале фильма решении. Какие? Ищите сами. Если не желаете следовать чужим советам.

Рекомендация третья: что касается аудитории, то, поскольку кино не глупое, установить пароль:

- Умный?

И если ответ утвердительный:

- Да, умный, — (типичный ответ дурака!), билет не давать.

Исходя из этих соображений, от оценки фильма воздержусь. Во всяком случае, пока не догоню черепаху.

Банзай, Режиссёр!
Это лучший фильм российского кинопроката (из просмотренных мной) за последние полгода, а то и за год. История художника-неудачника; с детства и до старости; история одного большого падения в творчество.

Японский паренёк по имени Матис (не тот, Матисс, который Анри, а просто Матис) с детства любил рисовать, он рисовал даже в школе на уроках. Потом в его жизни происходили различные события, которые влияли на окружающую его обстановку, влияли на условия жизни Матиса, — влили на всё, кроме его желания стать художником. Не смотря на то, что никто не хотел покупать его картины, — тут стабильность сохранялась, — Матис всё рисовал и рисовал… С упорством достойным лучшего применения он топил свою жизнь в красках.

В большинстве прочитанных мной отзывах Матиса почему-то упорно сравнивают с Ахиллесом, бегущим за черепахой — мол он стремится-стремится, но всё никак не может догнать т. н. «гениев живописи». Как по мне — Матис скорее черепаха, которая в отличии от Ахиллеса не имеет конечной цели и идёт просто так, неизвестно куда, неизвестно зачем. На это и концовка недвусмысленно намекает. Имелись ли в фильме прямые отсылки к какому-либо из вариантов — открытый вопрос (к сожалению, субтитры в кинотеатре не в каждой сцене могли похвастаться стабильной чёткостью).

Удивительно, но в «Ахиллесе» совсем нет темы «алкоголь-творчество», так прочно связанной с творцами искусства. Матиса всё время будто ничего и не интересовало, кроме холстов и красок… Но фильм не только про творческий процесс и остальную (гораздо меньшую) часть жизни главного героя; где-то на заднем плане чувствуется присутствие кого-то третьего, который показывает удивительной красоты пейзажи, акцентирует внимание на каких-то второстепенных персонажах, немного разговаривает со зрителем, иногда шутит.

Да, речь идёт о режиссёре и в меньшей степени об операторе. Режиссёр «Ахиллеса и черепахи» (а, по совместительству, автор сценария и исполнитель роли Матиса в старости) сам Китано Такеси. Этот фильм завершает его своеобразную трилогию. Прямой связи между фильмами нет, тут дело в направленности. Все три фильма — посвящения: «Такешиз» — актёру, «Банзай, режиссёр!» — режиссёру, «Ахиллес и черепаха» — художнику.

Не сказать, что фильм открывает много нового, ранее недоступного, но как же поразительна его по-детски наивная искренность, непосредственность, его тонкий очаровательный юмор, его восхитительные картины природы, его великолепная фортепианная музыка… А композитор, к слову, — очень известная в Японии (и кое-где в России) Кадзиура Юки.

«Ахиллес» вышел в российский прокат только сегодня (23 апреля). Это говорит о том, что ещё недели две его можно будет лицезреть в некоторых отечественных кинотеатрах. Ради фильма такого уровня стоит пожертвовать и деньгами, и свободным временем.

10 из 10

Апория Китано
От нового фильма Китано получаешь удовольствие, достаточно необъяснимое, если принимать его трагикомедию в рамках темы неудачливого художника, которую развивали и, понятно, будут и будут развивать в искусстве, но большей частью доводя до истерических ноток «художник обязан быть голым, голодным, убогим безумцем» или с поворотом: не признан — не художник.

С радости я решила освежить свои излюбленные вопросы элеатского толка. Речь об апории Зенона, третье тысячелетие пошло, как её мусолят, пытаясь достичь убедительного опровержения софистики. (Физики, в том числе и не классически архимедовские добрались, добавили к задаче вторых черепах и вторых Ахиллесов, но с упоением продолжают устанавливать истину.)

В этом обращении, думаю, был смысл, но не столько как бы разгадать картину Китано, сколько пойти у него на поводу к глубоко субъективной сумме мыслей и чувств.

В первую очередь, речь о том, искусство — фикция (читай софистика кураторов) или всё же нет, есть в нём неоспоримые каноны, чья слава вневременна не в силу стечения благоприятных обстоятельств, приподнявших творчество автора до обозримых высот всего мира. Поскольку Такеши не раз признавался, что стал бы математиком, и до сих пор популяризирует математику на ТВ, то вряд ли он ограничился, рисуя сценарий и картины к «Ахиллесу и черепахе», одним лишь импульсом закольцевать сюжет красивой затруднительной метафорой, демонстрируя всей жизнью главного героя Матиссу — как Ахиллес в реальности догоняет черепаху.

Так вот в серии н-п статей, пытающихся обобщить опровержения зеноновской апории, есть ряд моментов, позволяющих открыть фильм Китано, с такой доброй насмешкой и трюкачеством пародирующим всю историю мирового искусства, продаваемого лотами с аукционов через посредников коллекционерам, дельцам, музеям, галереям, тем, кто может купить априорно вдруг признанный лакомый кусочек вне времени. Открыть неожиданного Китано, который не склонен раздавать в кино окончательные ответы, пока его снимает, наверное.

Ну нет, Китано не философствует, выдавая свою систему ценностей, софистика с её парадоксами — этими двумя непременно симметричными истинами, одна из которых подчиняется одним правилам, другая — другим, куда полнокровнее. Для Китано, кажется, первые анимационные кадры важны как способ придать апории достаточную улыбчивую невесомость, как и всему остальную действу. И дальше поехали — последовательная череда дней детства, отрочества, поисков, созревания художника Матиссу. С одной стороны, Китано растягивает на всю эту эпопею упрямства Матиссу дилемму — а был ли он гением, если его признали таковым лишь мальчиком, когда он здорово, неподражаемо (что, безусловно, важно в контексте фильма) рисовал кур, пребывая в сладостном неведении, отчего ему выпал шанс родиться в оранжерее своего отца — состоятельного человека. Родись он сразу же в том курятнике, где снова он рисует кур, пока что еще мальчиком, но за плечами которого разорение родителей, грубость чужих людей и глуповатых родственничков, уехавшая черт знает куда любимая мама, которая вернется только, чтобы отлежать в доме положенный срок прощания до могилы, стал ли бы он столь же настойчиво торить пути в искусстве, не бросил бы он это недоходное в современном социуме занятие?

Сам Китано родом из рабочей, мягко говоря, не эстетской семьи, не бросил. Но ответ ли это в фильме? Пожалуй, нет. Потому как начинается он с апории, которую опровергнуть может лишь реальный факт: Ахиллес догоняет черепаху, потому что не может не догнать. Зачем только он за ней бежит?

Апория Зенона — о процессе движения, становления. Дискретно движение, делится на моменты? В обычной жизни, как и в кинематографе, мы, обсуждая, изучая чьё-то движение, реставрируя его, всегда считаем его дискретным, но тогда выходит, что Ахиллес никогда не догонит черепаху. Больше того, в таком взгляде на мир, привычном, очевидном, столько же истины, сколько в том, как мы видим, что солнце ходит вокруг Земли. Полагаясь на догму дискретности, математически (я опускаю уверенные формулы специалистов), мы получим доказательство, что предмет в движении в какой-то точке исчезает, в другой появляется и уже другим — к тому ведет дискретность мира.

Вот малыш Матиссу с картинами, удостоенными восхищения знатока и хмыканья невежи, а вот, получается, другой Матиссу, который просит взаймы у дочки, доросшей до проституции с таким-то нищим папочкой, позорящим её окрест своими с матерью выходками ради искусства.

Китано, меж тем, заставляется любоваться десятком зрелищных историй (дискретных), этим абсурдом увлечения живописью при отсутствии одобрения со стороны тех, кто её способен продать.

Ахиллес может догнать черепаху, если дискретность — false. Тогда мир не делим и вне движения, вне времени не существует. Матиссу — гений и бездарность — один и тот же. Тут ход Китано не умозрительный, а парадоксальный и метафорический — когда Матиссу гений, он сам черепаха, пусть медленно, но естественным образом шагающая, когда он — Ахиллес, то вынужден гнаться за черепахами в дискретном мире денег и славы, определяемых подарками судьбы и частными мнениями. В этом дискретном мире, он исчезает и желает проснуться вдруг признанным, вдруг настоящим художником. Но просыпается он у Китано в больничной палате, с одним глазом, стянутый с головы до ног бинтами. Что же дальше-то? А дальше Китано вселенски к добр к Матиссу, он хочет, чтобы зрители увидели суть Матиссу, — и тот с этими бинтами выглядит у него как в коконе. (Хм, и не случайно его имя созвучно Матиссу, добившемуся всего-всего при жизни. Всего ли? — вопрос Китано к самому себе.)

И-или это сам Китано, Ахиллес и черепаха в одном лице, с одним взглядом из себя самого, играющий придуманного взрослого Матиссу, и он говорит: Ахиллес догнал черепаху, — в тот момент, когда на его доведенный до вздорной милой нелепости объект искусства находится покупатель.

Парадокс? Покупатель, зритель всё же нужен? Ну, хотя бы один?

В середине фильма Китано, повествуя о своем персонаже, замечает, что тот женился, потому что жена его понимала, с ней было удобно. Понимала по ходу перепитий означает, несомненно, любила. Любить — такой же естественный процесс как искусство, которое ничего не значит, когда его никто не любит. Но Матиссу любят, и он выбывает в заключительных кадрах из дискретной реальности.

Китано, задав апорией импульс движения, любуется его причудами, смеется над остановками (когда Матиссу выдает куратору-резонёру очередную работу, перепробуя себя в уже успешных манерах других художников), и не прерывает процесса окончательными суждениями.

Наконец, я дохожу до эйфории, сама картина «О Матиссу» и картины, которые нарисовал Китано специально к «Ахиллесу и черепахе», — апория Китано.

Буду смотреть не раз.

Фильм оставил после себя двойственное впечатление.

По сути «Ахиллес и черепаха» — это очень специфический способ переосмысления режиссёром себя как творческой личности. Об этом говорит хотя бы только то, что он использовал в фильме свои собственные картины. Таким образом, Китано демонстрирует как свой новый, не известный доселе массовому зрителю талант художника, так и свою двойственность как автора. Конечно, это эксперимент, и эксперимент очень интересный. Крайне смелая работа. И с этой точки зрения очень похвальная, ибо далеко не каждый режиссёр, тем более режиссер с мировым именем, решиться на такую исповедь.

Однако с эстетической точки зрения я этот эксперимент принять не могу. Слишком неприятны мне все персонажи, они не вызывают сочувствия, им трудно сопереживать, мне их не жаль. Как результат — отсутствие катарсиса. А где нет катарсиса, там нет и трагедии, ведь именно через страдание происходит очищение. А здесь нет трагедии личности, нет чего-то такого, за что можно было бы зацепиться простому смертному. Конечно, не стоит мешать метру самовыражаться, и, я надеюсь, этот опыт пригодится Китано и в своей следующей работе он предстанет перед нами обновлённым и ему будет что сказать.

Но «Ахиллес и черепаха» оставляет ощущение тотального безумия. Во всём нужно знать меру.